Под знаменами демократии. Войны и конфликты на раз - Страница 22

С фасада Грузинская республика выглядела исключительно привлекательно. Для граждан СССР Грузия и особенно Абхазия ассоциировались с чем угодно, только не с военными действиями и этническими чистками. Популярные по всей стране курорты стали символом гедонизма, ничем не замутненной жизнерадостности. Однако подспудно брожение началось уже во времена застоя. Абхазия негласно огрузинивалась, что вызывало протесты сначала у местной интеллигенции, а затем у массы обычных абхазов, считавших, что они теряют почву под ногами. Массовые митинги против «огрузинивания» относятся еще к рубежу 60-х–70-х годов, периоду застоя. Тогда Москва вообще не пожелала замечать кризис и спустила дело на тормозах. Однако в 80-е годы, с началом перестройки, в республике произошел настоящий взрыв.

Как и почти повсюду, в конце 80-х годов в Грузии произошел всплеск национального самосознания. И тут быстро выяснилось, что в республике идет настоящий «конкурс суверенитетов». В феврале 1989 года в местной печати появились статьи, призывающие к провозглашению независимости Абхазии. 18 марта в селе Лыхны (в XIX веке — резиденция князя Абхазии) прошел сход абхазского народа, на который собралось до 30 тысяч человек, что для маленькой автономии было просто беспрецедентно. Ключевым лозунгом схода было требование выхода из состава Грузии и придания Абхазии статуса отдельной союзной республики. Нормативная база для этого, что интересно, вскоре появилась.

3 апреля 1990 года Верховный Совет СССР принял закон «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР». Статья 3 этого закона гласила:

...

«В союзной республике, имеющей в своем составе автономные республики, автономные области и автономные округа, референдум проводится отдельно по каждой автономии. За народами автономных республик и автономных образований сохраняется право на самостоятельное решение вопроса о пребывании в Союзе ССР или в выходящей союзной республике, а также на постановку вопроса о своем государственно-правовом статусе.

В союзной республике, на территории которой имеются места компактного проживания национальных групп, составляющих большинство населения данной местности, при определении итогов референдума результаты голосования по этим местностям учитываются отдельно».

Этот закон, конечно, означал фактический отказ от борьбы за сохранение Советского Союза. Однако он по крайней мере создавал базу для «цивилизованного развода».

Между тем обстановка накалялась вне зависимости от правотворчества в Москве. Убежденность грузин в том, что абхазы — это только ветвь грузинской нации, а Абхазия и Осетия — исконная территория Грузии, никак не сочеталась с прямо противоположными взглядами самих абхазов и осетин. К тому же сама по себе обстановка на Кавказе не позволяла прийти к обоюдному согласию и разрешить кризис: население было слишком сильно перемешано, чтобы провести какие бы то ни было этнически обоснованные границы.

Попытки Тбилиси как-то решить проблему только все усугубили. В апреле 1990 года перед Домом правительства в Тбилиси начался бессрочный митинг. Это вышли из подполья оппозиционные движения Грузии. Среди деятелей грузинской оппозиции быстро выделился Звиад Гамсахурдия. В отличие от множества союзных политиков, успешно делавших партийную карьеру, прежде чем ощутить позывы бороться за нацию, Гамсахурдия был настоящим диссидентом с долгой историей подпольной деятельности за плечами. Первое его задержание КГБ относится аж к 1956 году, в 1958 году его арестовали за распространение антикоммунистической литературы, и последующие полгода будущий президент Грузии провел в психиатрической лечебнице. Тем не менее, «излечившись», Гамсахурдия благополучно получил высшее филологическое образование. Однако диссидентскую деятельность он не оставил, работал в грузинской Хельсинкской группе, «Международной амнистии». Гамсахурдия отличался радикализмом взглядов и не считал нужным это скрывать. Скажем, по поводу осетин он произнес прочувствованную речь, включавшую такой пассаж:

...

«Осетинский народ — мусор, который надо вымести через Рокский тоннель. Мы пойдем по Осетии, и пусть осетины либо покорятся и станут грузинами, либо, если они так любят русских, уходят из Грузии в Россию».

Энергичный, бескомпромиссный шовинист, Гамсахурдия на ближайшие месяцы окажется ключевым героем событий, разворачивающихся в Грузии. События апреля 1989 года стали его первым шагом к власти. У Дома правительства собралась толпа до 10 тысяч человек. С одной стороны, это была реакция на сход в Лыхны, с другой — митингующие быстро перешли и к радикальным антисоветским лозунгам: «Долой коммунистический режим!», «Долой русский империализм!», «СССР — тюрьма народов!», «Долой советскую власть!».

Своими силами разогнать митинг местные власти не смогли. Возможно, впрочем, заявление о собственном бессилии было лишь отговоркой: в Тбилиси очень хотели переложить ответственность на союзный центр. Реакция Москвы была бурной и, вежливо говоря, не мудрой. В Тбилиси перебросили полк дивизии имени Дзержинского (позже она станет активным участником событий 3–4 октября в Москве), подразделения ОМОН и ВДВ. Последнее вызывает даже не удивление, а оторопь. Десантники никогда не готовились к подавлению акций гражданского неповиновения. Элитные штурмовые части собирались использовать внутри страны, хотя это противозаконно, и к тому же необходимости в этом не было. Операцией руководил, что характерно, именно воинский начальник: командующий военным округом Игорь Родионов.